Кубанское казачье войско было официально основано в 1860 г. Однако, первые казаки появились на Кубани в конце XVII в. и начале XVIII вв., образовав там впоследствии, вместе с пришедшими с Дона после подавления Булавинского восстания некрасовцами, Кубанское войско, просуществовавшее на Кубани до конца русско-турецкой войны 1736 – 1739 гг.
Причины появления на Кубани казаков-эмигратов были политического и религиозного характера — гонения на раскольников.
Общепринятое упрощенное толкование церковного раскола таково: по настоянию патриарха Никона духовенство произвело исправление церковных обрядов и книг, а народные массы приняли его за перемену догматов. Встречая серьезное сопротивление, церковь обратилась за помощью к государственной власти, которая обрушилась гонениями на раскольников, что вызвало их бегство туда, куда московским властям было трудно добраться: на Дон, Яик, Кавказ и дальний север.
Например, начало раскола на Дону относится к 1672 г., когда беглый монах Иов Тимофеев основал на р. Чир мужской и женский старообрядческие скиты. Тогда же раскольники появились на Хопре, Белой Калитве, Медведице. Строгая жизнь старообрядцев, понесенные страдания за веру вызывали сочувствие и поддержку большинства местных казаков.
Постановление Церковного Собора 1681 г. о розыске раскольников повлекло увеличение их количества на Дону.
Вмешательство государственной власти придало преследованию староверов политический характер, московское правительство рассматривало донских раскольников не только как религиозных противников, но и как враждебную по отношению к режиму группу. Старообрядцы находят широкую поддержку главным образом среди верховых казаков, настроенных оппозиционно по отношению к Москве и недовольных усилением московского влияния.
Начиная с середины XVII в., донское казачество, начинает расслаиваться на три неравные части: старшин, домовитых казаков и «голытьбу».
Старшины (бывшие войсковые, походные, станичные атаманы, войсковые дьяки) были руководителями казачества, сохраняя свое значение и вес и после сложения с себя полномочий, которыми их в свое время наделил Круг. К их мнению прислушивались, принимая во внимание их знания и опыт. Усилению их значения способствовало и то обстоятельство, что в их руках постепенно сосредоточивались и материальные богатства. Значительное количество старшин было проводниками политики московских властей: их социально-экономические интересы начинают приобретать другой характер, чем интересы рядовых казаков. Переход от охоты к скотоводству, а позже и к земледелию, возможность использовать наемный труд, сосредоточивание в их руках торговых и промышленных предприятий, наличие значительных денежных средств, наконец их значение и вес — все это способствовало тому, что старшины старались выделиться из общей массы казаков и стать от нее независимыми. В свою очередь московские власти всячески старались усилить свое влияние на старшин: при их приезде в Москву за ними там ухаживали, делали богатые подарки.
Однако не все старшины поддерживали и проводили московскую политику. Во главе их политических противников — голутвенного казачества были, Войсковой Атаман Самойло Лаврентьев, старшины Чюрносов, Мурзенков, Илья Зерщиков, выбранный впоследствии, после гибели Булавина, Атаманом войска.
Голытьба состояла в значительной степени из «нового» казачества, еще не достигшего экономического благополучия. Оно непрерывно пополнялось «новоприходцами» — людьми, бежавшими из Московского государства от крепостного права, от произвола московских чиновников, от тяжелых налогов и повинностей и от религиозных преследований. Придя на Дон, эти люди попали в тяжелое экономическое положение. Земледелие было заброшено войском, охота и рыболовство не могли всех прокормить, царского жалования еле хватало и старым казакам. Война могла бы дать средства к существованию, но установившиеся отношения с московским правительством не позволяли осуществить ее в нужных казакам масштабах. Естественно, что голытьба была настроена весьма неприязненно к московским властям и стояла за казачьи вольности, за независимость Дона. Представители этой группы населения получили на Круге название раскольничьей партии, ибо ее интересы во многом совпадали с интересами староверов, в противоположность партии старшинской или московской, проводившей московскую политику.
Между этими крайними группами было старое домовитое зажиточное казачество, обладавшее хозяйством и материальным достатком, и занимавшее среднюю позицию по отношению к Москве. Оно стремилось к независимости Дона, но в то же время желало сохранить хорошие отношения с московскими властями.
Борьба на Войсковом Круге между двумя крайними направлениями приобретает особенно острый характер в начале 80-ых гг. XVII в. Представители раскольничьей партии выступают защитниками не только одной религиозной свободы, но главным образом донской независимости и самобытности. Они против вмешательства московского правительства в жизнь Войска. Их противники, во главе с Фролом Минаевым (Фрол Минаев Кумшацкий, участник разинского похода в Персию, неоднократно выбиравшийся в атаманы, был проводником московской политики; его любил Петр Великий; умер он монахом, под именем Филарета; его сыновья были видными людьми своего времени: Максим Фролович Кумшацкий не раз бывал походным атаманом, а с 1715 по 1717 гг. и Войсковым атаманом)), проводили на Круге и в Войске московскую политику. Религиозный вопрос отошел на второй план.
Было среди казаков даже течение в пользу полного отделения от Москвы. Петр Мурзенков, атаман одного из верховых городков, говорил: «Лучше быть на каторге. нежели на Москве». Чюрносов был менее откровенен: «Куды же нам идти на крымского, надобно тут первое очистить, лучше де ныне крымской, чем наши пари на Москве». Его ближайший помощник Кузьма Косой прямо призывал к походу на Москву, да и сам Чюрносов готовился к обороне в случае нападения московских войск, стараясь организовать союз с терскими и яицкими казаками: «... и письма свои на Яик и на Терек, чтоб не слушали ни царей, ни патриархов, но крепко держались за веру старую. Аше же придет на нас какой опал с Москвы, вы тогда к нам идите... станут же за нас многие орды и калмыки ...».
Насколько сильно было значение раскольников, видно из того, что в 1681 г, Войсковой атаман С. Лаврентьев разрешил попу Самойле выполнять церковные службы по старым книгам, что было подтверждено Кругом. Их политические противники — старшины писали о своем шатком положении в Москву и даже просили воронежского воеводу расправиться с раскольниками на Медведице. Но воевода, опасаясь вооруженного конфликта со всем Донским войском, ибо Медведица считалась «казачьим присудом», ответил: «… промыслу учинить не можно, потому что бы не возмутить весь Дон от этого дела ...».
Московское правительство, до сих пор не выявлявшее определенного отношения к расколу на Дону, но внимательно следившее за происходящим, решило, что обстановка становится серьезной, когда во время обычной общей трапезы после Круга казаки перестали «про государское здравие заздравные чаши пить, о государском здравии древние обычаи отставили, три года (1684 – 1687 гг.) на церковной службе не поминали государя ...». В 1687 г. Москва потребовала выдачи раскольничьих вождей, в том числе и С. Лаврентьева, заменявшего в это время на атаманском посту ушедшего в поход, Фрола Минаева.
Вернувшемуся из похода Минаеву с трудом удалось на Круге настоять на отправке лишь Кузьмы Косого, а Лаврентьеву пришлось «ухорониться».
Распоряжение московских властей Войском выполнено не было. Даже больше того: в Москву атаманом зимовой станицы был отправлен сам Чюрносов, главный руководитель раскольничьей партии. Атамана Лаврентьева войско не выдавало: первую грамоту оно просто не выполнило, на вторую — послало попа Самойла, на 3-ю ответило, что «Атаман Самойло по розыску Войска к расколу не причастен к тому же болен и в Москву ехать не может». Составление последней отписки протекало особенно бурно: пять раз собирался Круг, Войсковой атаман Минаев, опасаясь за свою жизнь, сдав атаманство, ушел с Круга. Позже его уговорили опять взять пернач.
Московские приверженцы написали в Москву, что ни в каком случаи не надо отпускать Чюрносова обратно на Дон, где обстановка и настроение такие, что может произойти такой же «мятеж», что и при Разине. 5 марта 1688 г. Чюрносов и вся зимовал станица в Москве были арестованы.
7 апреля 1688 г. приехавший из Москвы толмач Никитин снова предъявил требование выдать Лаврентьева. На Круге верховой казак-новоприходец уговаривал не делать этого, ибо когда съедутся казаки с верховых городков, то «посыльщикам будет столь добра, что ничье имя не помянится». Его слова не были пустой угрозой: на одну из предыдущих московских грамот о выдаче Лаврентьева 7 верховых городков прислали на Круг свои приговоры не выдавать Атамана. Речь новоприходца на Круге была встречена очень сочувственно и поддержана многими казаками. Для московской партии создалось очень напряженное положение. Ф. Минаев «с товарищи», понимая, что дело принимает нехороший для них оборот и что даже их жизни грозит опасность, избили оратора «до смерти», а тело выбросили с Круга. Раскольничья партия, не ожидавшая такой сильной реакции, дрогнула и, после долгих уговоров, Круг, а затем и собравшийся съезд всего Войска, постановили отправить в Москву Лаврентьева и других требуемых лиц.
В данном случае борьба на Круге имела ярко выраженный политический характер. Круг боролся против вмешательства Москвы в его внутренние дела, против ограничения независимости Войска. Но если часть казаков, особенно верховых городков, готовилась к открытому военному столкновению с Москвой, то другая понимала, что теперь Войску не под силу бороться с Московским государством, и что, наоборот, конфликты со столицей могут ускорить ограничение казачьей самобытности.
Для Донского Войска происшедшие события имели три следствия:
1. Войско потеряло право религиозного убежища, как в 1671 г., после разинского движения, лишилось права убежища политического.
2. Чрезвычайно усилились роль и значение старшин, которые, опираясь на поддержку Москвы, стали управлять Доном по-своему.
3. Эмиграция части казаков на Куму и далее на Аграхань и на Кубань.
В мае 1688 г. Лаврентьев и Чюрносов «с товарищи» были казнены в Москве. Одновременно оттуда пришла на Дон грамота с указанием разгромить раскольничьи «сборища». В августе отряд казаков атамана Михайлова, посланный вместе с калмыками в верховья Дона, уничтожил там раскольничьи скиты, также как и их главный городок на Медведице. Около двух тысяч казаков-раскольников с Петром Мурзенком во главе ушли с территории Дона на Куму во владения Шахмала Тарковского. Местное население встретило их приветливо, а Шахмал, на земле которого они поселились, объявил их своими «тегачами» (гостями, находящимися под народным покровительством). Узнав о намерении казаков построить лодки и заниматься «добычей зипунов» на море, Шахмал поселил их между р. Сулаком и ее рукавом Аграханью, где казаки с новым энергичным атаманом Косткой Ивановым (бывшим на Дону атаманом Паншина городка), поставили городок, для обороны которого понаделали деревянных пушек с железными обручами (Н.П. Краснов. «Истор. очерки Дона», 1884 г.). Они сохранили свое войсковое устройство, Круг и Войскового атамана, но должны были принять подданство султану, владельцу кавказских земель, по отношению к которому образовавшееся Войско на Аграхани было в вассальной зависимости. В религиозном отношении со стороны турок была проявлена полная веротерпимость. Соседями аграханцев были терские и гребенские казаки, относившиеся к ним с полным сочувствием, и кавказские горцы, отношения с которыми, благодаря агитации московских агентов, через некоторое время начали портиться. Средства к существованию аграханцы добывали рыбной ловлей, охотой, и главным образом набегами на московские и персидские селения, царские учуги, суда московских и персидских купцов. Добычу они делили с местным Шахмалом.
Аграханцы не теряли связи с Доном, где у них осталось много единоверцев. Посылаемые ими туда «подмётные» и «прелестные» письма, восстанавливающие рядовое казачество против старшин, а главное против Москвы, имели на Дону известный успех. Недовольных донцов они звали к себе на Аграхань.
Одновременно аграханские казаки были не прочь перейти и к более активным действиям. П. Мурзенков, игравший среди них видную роль, грозил вернуться на Дон и «старшинам головы резать, бородами связывать и через якоря вешать». Часто раскольники принимали участие или бывали проводниками в набегах горцев на московские земли и казачьи городки.
Такое, казалось бы, двойственное, отношение к Донскому войску объясняется тем, что аграханцы в старшине видели лишь верных прислужников Москвы, к которой относились с лютой ненавистью. К голутвенному казачеству они относились гораздо более терпимо.
Московское правительство всеми мерами старается заставить казаков-раскольников вернуться на Дон. По его настоянию Донское Войско посылает на Аграхань грамоты с призывами к возвращению, обещая полную амнистию. Писали к эмигрантам и царские воеводы, но все было безрезультатно. Московских послов аграханцы били на Круге «ослопами», «сажали в воду», лазутчиков и агитаторов убивали, а донским казакам передали, чтобы они не обращались к ним с подобными предложениями, иначе и войсковых посланцев постигнет та же участь.
В то же время московские власти не раз обращались к кабардинским князьям, татарским ханам и мурзам, калмыцким тайшам с призывом уничтожить поселения казаков-раскольников на Аграхани. Писала об этом Москва и к воеводам в Астрахань и на Терек, требовала от Донского Войска принять более активные меры военного характера, но все это оставалось без последствий. Ни кавказские князья, ни воеводы не предпринимали серьезных шагов, ибо аграханцы находились под покровительством Шахмала, очень ценившего их за морские «способности», а Донское войско естественно не проявляло большого желания уничтожать своих собратьев, которым многие из казаков, находившиеся на Дону, очень сочувствовали. Донская же старшина, опасаясь кроме этого усиления Войска на Аграхани, неоднократно указывала, что если преследования раскольников на Дону будут продолжаться, то «изменников и дураков явится у них много и туда же в погибель к раскольникам пойдут».
Но преследования продолжались, следствием чего в 1692 г. более тысячи казаков-раскольников снова уходят с Дона на Аграхань. Их приход подтолкнул аграханских казаков на активное выступление против Донского войска. В 1693 г большой конный отряд аграханцев разорил казачьи городки по среднему течению Дона, причем особенно досталось старшине и зажиточным казакам. Этот набег вызвал серьезные репрессии со стороны Москвы. Были посланы многочисленные царские войска для уничтожения Аграханского Войска. Под их давлением оно целиком переселилось вглубь гор, но начавшиеся трения среди самих казаков и порча отношений с туземцами повлекли его распадение. Часть аграханцев переселилась к гребенским казакам, а другая, более значительная, ушла на Кубань, где расселилась по ее течению, от устьев Лабы до самого моря. Впоследствии казаки аграханцы, осевшие на Кубани, вошли в состав Великого войска Кубанского, оформившегося на Кубани после подавления Булавинского восстания.
Причины появления на Кубани казаков-эмигратов были политического и религиозного характера — гонения на раскольников.
Общепринятое упрощенное толкование церковного раскола таково: по настоянию патриарха Никона духовенство произвело исправление церковных обрядов и книг, а народные массы приняли его за перемену догматов. Встречая серьезное сопротивление, церковь обратилась за помощью к государственной власти, которая обрушилась гонениями на раскольников, что вызвало их бегство туда, куда московским властям было трудно добраться: на Дон, Яик, Кавказ и дальний север.
Например, начало раскола на Дону относится к 1672 г., когда беглый монах Иов Тимофеев основал на р. Чир мужской и женский старообрядческие скиты. Тогда же раскольники появились на Хопре, Белой Калитве, Медведице. Строгая жизнь старообрядцев, понесенные страдания за веру вызывали сочувствие и поддержку большинства местных казаков.
Постановление Церковного Собора 1681 г. о розыске раскольников повлекло увеличение их количества на Дону.
Вмешательство государственной власти придало преследованию староверов политический характер, московское правительство рассматривало донских раскольников не только как религиозных противников, но и как враждебную по отношению к режиму группу. Старообрядцы находят широкую поддержку главным образом среди верховых казаков, настроенных оппозиционно по отношению к Москве и недовольных усилением московского влияния.
Начиная с середины XVII в., донское казачество, начинает расслаиваться на три неравные части: старшин, домовитых казаков и «голытьбу».
Старшины (бывшие войсковые, походные, станичные атаманы, войсковые дьяки) были руководителями казачества, сохраняя свое значение и вес и после сложения с себя полномочий, которыми их в свое время наделил Круг. К их мнению прислушивались, принимая во внимание их знания и опыт. Усилению их значения способствовало и то обстоятельство, что в их руках постепенно сосредоточивались и материальные богатства. Значительное количество старшин было проводниками политики московских властей: их социально-экономические интересы начинают приобретать другой характер, чем интересы рядовых казаков. Переход от охоты к скотоводству, а позже и к земледелию, возможность использовать наемный труд, сосредоточивание в их руках торговых и промышленных предприятий, наличие значительных денежных средств, наконец их значение и вес — все это способствовало тому, что старшины старались выделиться из общей массы казаков и стать от нее независимыми. В свою очередь московские власти всячески старались усилить свое влияние на старшин: при их приезде в Москву за ними там ухаживали, делали богатые подарки.
Однако не все старшины поддерживали и проводили московскую политику. Во главе их политических противников — голутвенного казачества были, Войсковой Атаман Самойло Лаврентьев, старшины Чюрносов, Мурзенков, Илья Зерщиков, выбранный впоследствии, после гибели Булавина, Атаманом войска.
Голытьба состояла в значительной степени из «нового» казачества, еще не достигшего экономического благополучия. Оно непрерывно пополнялось «новоприходцами» — людьми, бежавшими из Московского государства от крепостного права, от произвола московских чиновников, от тяжелых налогов и повинностей и от религиозных преследований. Придя на Дон, эти люди попали в тяжелое экономическое положение. Земледелие было заброшено войском, охота и рыболовство не могли всех прокормить, царского жалования еле хватало и старым казакам. Война могла бы дать средства к существованию, но установившиеся отношения с московским правительством не позволяли осуществить ее в нужных казакам масштабах. Естественно, что голытьба была настроена весьма неприязненно к московским властям и стояла за казачьи вольности, за независимость Дона. Представители этой группы населения получили на Круге название раскольничьей партии, ибо ее интересы во многом совпадали с интересами староверов, в противоположность партии старшинской или московской, проводившей московскую политику.
Между этими крайними группами было старое домовитое зажиточное казачество, обладавшее хозяйством и материальным достатком, и занимавшее среднюю позицию по отношению к Москве. Оно стремилось к независимости Дона, но в то же время желало сохранить хорошие отношения с московскими властями.
Борьба на Войсковом Круге между двумя крайними направлениями приобретает особенно острый характер в начале 80-ых гг. XVII в. Представители раскольничьей партии выступают защитниками не только одной религиозной свободы, но главным образом донской независимости и самобытности. Они против вмешательства московского правительства в жизнь Войска. Их противники, во главе с Фролом Минаевым (Фрол Минаев Кумшацкий, участник разинского похода в Персию, неоднократно выбиравшийся в атаманы, был проводником московской политики; его любил Петр Великий; умер он монахом, под именем Филарета; его сыновья были видными людьми своего времени: Максим Фролович Кумшацкий не раз бывал походным атаманом, а с 1715 по 1717 гг. и Войсковым атаманом)), проводили на Круге и в Войске московскую политику. Религиозный вопрос отошел на второй план.
Было среди казаков даже течение в пользу полного отделения от Москвы. Петр Мурзенков, атаман одного из верховых городков, говорил: «Лучше быть на каторге. нежели на Москве». Чюрносов был менее откровенен: «Куды же нам идти на крымского, надобно тут первое очистить, лучше де ныне крымской, чем наши пари на Москве». Его ближайший помощник Кузьма Косой прямо призывал к походу на Москву, да и сам Чюрносов готовился к обороне в случае нападения московских войск, стараясь организовать союз с терскими и яицкими казаками: «... и письма свои на Яик и на Терек, чтоб не слушали ни царей, ни патриархов, но крепко держались за веру старую. Аше же придет на нас какой опал с Москвы, вы тогда к нам идите... станут же за нас многие орды и калмыки ...».
Насколько сильно было значение раскольников, видно из того, что в 1681 г, Войсковой атаман С. Лаврентьев разрешил попу Самойле выполнять церковные службы по старым книгам, что было подтверждено Кругом. Их политические противники — старшины писали о своем шатком положении в Москву и даже просили воронежского воеводу расправиться с раскольниками на Медведице. Но воевода, опасаясь вооруженного конфликта со всем Донским войском, ибо Медведица считалась «казачьим присудом», ответил: «… промыслу учинить не можно, потому что бы не возмутить весь Дон от этого дела ...».
Московское правительство, до сих пор не выявлявшее определенного отношения к расколу на Дону, но внимательно следившее за происходящим, решило, что обстановка становится серьезной, когда во время обычной общей трапезы после Круга казаки перестали «про государское здравие заздравные чаши пить, о государском здравии древние обычаи отставили, три года (1684 – 1687 гг.) на церковной службе не поминали государя ...». В 1687 г. Москва потребовала выдачи раскольничьих вождей, в том числе и С. Лаврентьева, заменявшего в это время на атаманском посту ушедшего в поход, Фрола Минаева.
Вернувшемуся из похода Минаеву с трудом удалось на Круге настоять на отправке лишь Кузьмы Косого, а Лаврентьеву пришлось «ухорониться».
Распоряжение московских властей Войском выполнено не было. Даже больше того: в Москву атаманом зимовой станицы был отправлен сам Чюрносов, главный руководитель раскольничьей партии. Атамана Лаврентьева войско не выдавало: первую грамоту оно просто не выполнило, на вторую — послало попа Самойла, на 3-ю ответило, что «Атаман Самойло по розыску Войска к расколу не причастен к тому же болен и в Москву ехать не может». Составление последней отписки протекало особенно бурно: пять раз собирался Круг, Войсковой атаман Минаев, опасаясь за свою жизнь, сдав атаманство, ушел с Круга. Позже его уговорили опять взять пернач.
Московские приверженцы написали в Москву, что ни в каком случаи не надо отпускать Чюрносова обратно на Дон, где обстановка и настроение такие, что может произойти такой же «мятеж», что и при Разине. 5 марта 1688 г. Чюрносов и вся зимовал станица в Москве были арестованы.
7 апреля 1688 г. приехавший из Москвы толмач Никитин снова предъявил требование выдать Лаврентьева. На Круге верховой казак-новоприходец уговаривал не делать этого, ибо когда съедутся казаки с верховых городков, то «посыльщикам будет столь добра, что ничье имя не помянится». Его слова не были пустой угрозой: на одну из предыдущих московских грамот о выдаче Лаврентьева 7 верховых городков прислали на Круг свои приговоры не выдавать Атамана. Речь новоприходца на Круге была встречена очень сочувственно и поддержана многими казаками. Для московской партии создалось очень напряженное положение. Ф. Минаев «с товарищи», понимая, что дело принимает нехороший для них оборот и что даже их жизни грозит опасность, избили оратора «до смерти», а тело выбросили с Круга. Раскольничья партия, не ожидавшая такой сильной реакции, дрогнула и, после долгих уговоров, Круг, а затем и собравшийся съезд всего Войска, постановили отправить в Москву Лаврентьева и других требуемых лиц.
В данном случае борьба на Круге имела ярко выраженный политический характер. Круг боролся против вмешательства Москвы в его внутренние дела, против ограничения независимости Войска. Но если часть казаков, особенно верховых городков, готовилась к открытому военному столкновению с Москвой, то другая понимала, что теперь Войску не под силу бороться с Московским государством, и что, наоборот, конфликты со столицей могут ускорить ограничение казачьей самобытности.
Для Донского Войска происшедшие события имели три следствия:
1. Войско потеряло право религиозного убежища, как в 1671 г., после разинского движения, лишилось права убежища политического.
2. Чрезвычайно усилились роль и значение старшин, которые, опираясь на поддержку Москвы, стали управлять Доном по-своему.
3. Эмиграция части казаков на Куму и далее на Аграхань и на Кубань.
В мае 1688 г. Лаврентьев и Чюрносов «с товарищи» были казнены в Москве. Одновременно оттуда пришла на Дон грамота с указанием разгромить раскольничьи «сборища». В августе отряд казаков атамана Михайлова, посланный вместе с калмыками в верховья Дона, уничтожил там раскольничьи скиты, также как и их главный городок на Медведице. Около двух тысяч казаков-раскольников с Петром Мурзенком во главе ушли с территории Дона на Куму во владения Шахмала Тарковского. Местное население встретило их приветливо, а Шахмал, на земле которого они поселились, объявил их своими «тегачами» (гостями, находящимися под народным покровительством). Узнав о намерении казаков построить лодки и заниматься «добычей зипунов» на море, Шахмал поселил их между р. Сулаком и ее рукавом Аграханью, где казаки с новым энергичным атаманом Косткой Ивановым (бывшим на Дону атаманом Паншина городка), поставили городок, для обороны которого понаделали деревянных пушек с железными обручами (Н.П. Краснов. «Истор. очерки Дона», 1884 г.). Они сохранили свое войсковое устройство, Круг и Войскового атамана, но должны были принять подданство султану, владельцу кавказских земель, по отношению к которому образовавшееся Войско на Аграхани было в вассальной зависимости. В религиозном отношении со стороны турок была проявлена полная веротерпимость. Соседями аграханцев были терские и гребенские казаки, относившиеся к ним с полным сочувствием, и кавказские горцы, отношения с которыми, благодаря агитации московских агентов, через некоторое время начали портиться. Средства к существованию аграханцы добывали рыбной ловлей, охотой, и главным образом набегами на московские и персидские селения, царские учуги, суда московских и персидских купцов. Добычу они делили с местным Шахмалом.
Аграханцы не теряли связи с Доном, где у них осталось много единоверцев. Посылаемые ими туда «подмётные» и «прелестные» письма, восстанавливающие рядовое казачество против старшин, а главное против Москвы, имели на Дону известный успех. Недовольных донцов они звали к себе на Аграхань.
Одновременно аграханские казаки были не прочь перейти и к более активным действиям. П. Мурзенков, игравший среди них видную роль, грозил вернуться на Дон и «старшинам головы резать, бородами связывать и через якоря вешать». Часто раскольники принимали участие или бывали проводниками в набегах горцев на московские земли и казачьи городки.
Такое, казалось бы, двойственное, отношение к Донскому войску объясняется тем, что аграханцы в старшине видели лишь верных прислужников Москвы, к которой относились с лютой ненавистью. К голутвенному казачеству они относились гораздо более терпимо.
Московское правительство всеми мерами старается заставить казаков-раскольников вернуться на Дон. По его настоянию Донское Войско посылает на Аграхань грамоты с призывами к возвращению, обещая полную амнистию. Писали к эмигрантам и царские воеводы, но все было безрезультатно. Московских послов аграханцы били на Круге «ослопами», «сажали в воду», лазутчиков и агитаторов убивали, а донским казакам передали, чтобы они не обращались к ним с подобными предложениями, иначе и войсковых посланцев постигнет та же участь.
В то же время московские власти не раз обращались к кабардинским князьям, татарским ханам и мурзам, калмыцким тайшам с призывом уничтожить поселения казаков-раскольников на Аграхани. Писала об этом Москва и к воеводам в Астрахань и на Терек, требовала от Донского Войска принять более активные меры военного характера, но все это оставалось без последствий. Ни кавказские князья, ни воеводы не предпринимали серьезных шагов, ибо аграханцы находились под покровительством Шахмала, очень ценившего их за морские «способности», а Донское войско естественно не проявляло большого желания уничтожать своих собратьев, которым многие из казаков, находившиеся на Дону, очень сочувствовали. Донская же старшина, опасаясь кроме этого усиления Войска на Аграхани, неоднократно указывала, что если преследования раскольников на Дону будут продолжаться, то «изменников и дураков явится у них много и туда же в погибель к раскольникам пойдут».
Но преследования продолжались, следствием чего в 1692 г. более тысячи казаков-раскольников снова уходят с Дона на Аграхань. Их приход подтолкнул аграханских казаков на активное выступление против Донского войска. В 1693 г большой конный отряд аграханцев разорил казачьи городки по среднему течению Дона, причем особенно досталось старшине и зажиточным казакам. Этот набег вызвал серьезные репрессии со стороны Москвы. Были посланы многочисленные царские войска для уничтожения Аграханского Войска. Под их давлением оно целиком переселилось вглубь гор, но начавшиеся трения среди самих казаков и порча отношений с туземцами повлекли его распадение. Часть аграханцев переселилась к гребенским казакам, а другая, более значительная, ушла на Кубань, где расселилась по ее течению, от устьев Лабы до самого моря. Впоследствии казаки аграханцы, осевшие на Кубани, вошли в состав Великого войска Кубанского, оформившегося на Кубани после подавления Булавинского восстания.