Осенью 1921 г. Советская Россия объявила амнистию участникам Белого движения. Одним из первых на родину вернулся Яков Александрович Слащёв/Слащов-Крымский — бывший гвардеец, генерал, георгиевский кавалер, выпускник Николаевской академии Генерального штаба, прошедший всю Первую мировую в окопах. В Гражданскую войну он был начальником штаба у генерала Шкуро, в Добровольческой армии Деникина и Вооруженных силах Юга России у Врангеля командовал бригадой, дивизией и корпусом. Личность, несомненно, неоднозначная, но легендарная. Образ этого человека, одного из самых колоритных, харизматичных военачальников Гражданской войны, знаком даже тем, кто не знает его фамилию – его М. Булгаков вывел в своей пьесе «Бег» в образе генерала Хлудова.
Яков Александрович Слащев родился в Санкт-Петербурге 29 декабря (10 января) 1885 г. (по другой версии — 12 (24) декабря 1885 г.) в офицерской семье потомственных дворян (Яков, сын полковника Александра Яковлевича Слащёва и его жены Веры Александровны). Его дед бился с турками на Балканах, а чуть позже в Варшаве усмирял шляхтичей. Отец Якова дослужился до полковничьих погон и с честью вышел в отставку.
В 1903 г. Яков окончил одно из самых престижных средних учебных заведений северной столицы — Санкт-Петербургское реальное училище Гуревича (с дополнительным классом), после чего был принят в Павловское военное училище и по выпуску (в 1905 г. в звании подпоручика) распределен в лейб-гвардии Финляндский полк.
На русско-японскую двадцатилетний подпоручик не успел.
6 декабря 1909 г. он был произведён в поручики. Потом он подал документы в Академию Генштаба. Там юношу, не принадлежавшего к блестящей столичной молодежи, приняли не слишком ласково: Слащев был умен, но при этом вспыльчив, болезненно самолюбив и весьма часто не сдержан. Не найдя себе преданных друзей среди однокурсников, Яков не особо налегал на учебу, но именно тогда Слащев, скучавший над картами и схемами классических кампаний и сражений, впервые начал «баловаться» разработками необычных для своего времени ночных операций — «смеси» из действий партизанских отрядов и летучих диверсионных групп. В 1911 г. Яков окончил Николаевскую военную академию по 2-му разряду, без права причисления к Генеральному штабу из-за недостаточно высокого среднего балла и вернулся в родной полк, приняв под командование роту. Поняв, что за счет образования карьеру ему сделать не удастся, Яков Александрович, приложив все знания и умения столичного ловеласа, женился на дочери командира полка (первая жена Я. Слащёва (с 1909 по 1920 гг.) — Софья Владимировна Козлова, 1891 года рождения, единственная дочь командира лейб-гвардии Финляндского полка генерала Владимира Аполлоновича Козлова; в браке родилась дочь — Вера Яковлевна Слащёва, 1915 года рождения (в 1920 г. она вместе с матерью выехала во Францию) генерала Владимира Козлова. 31 марта 1914 г. он был переведён в Пажеский корпус с назначением младшим офицером и зачислением по гвардейской пехоте. В Пажеском корпусе Слащёв преподавал тактику.
Так бы тихо-мирно и шло его продвижение по службе, если бы не грянула Первая мировая война, и молодой офицер был назначен (31 декабря 1914 г.) в действующую часть Финляндского полка.
18 августа 1914 г. лейб-гвардии Финляндский полк всеми четырьмя батальонами двинулся на фронт. Вместе с остальной гвардией он был зачислен в резерв Ставки Верховного главнокомандующего. До июля 1917 г., практически все солдаты полка полегли в боях под Тарнополем и на реке Збруч, финляндцы использовались как ударная сила в наступлениях, а в обороне и при отходах — для затыкания дыр на особо опасных участках.
Яков Александрович со своими гвардейцами участвовал в штыковых атаках в Козеницких лесах, вел за собой батальон во всех встречных боях Красноставского сражения. В 1916 г. под Ковелем, когда уже готово было захлебнуться наступление русской пехоты, именно он поднял в самоубийственную атаку цепи финляндцев. И, пройдя через болота, положив две трети личного состава, штыками добыл победу на участке прорыва дивизии, заплатив за это двумя своими ранами.
Всего Слащёв был дважды контужен (однако оставался в строю) и пять раз ранен. Был удостоен ордена Св. Георгия 4-й степени – за то, что 20 июля 1915 года, командуя ротой в бою у деревни Кулик, оценив быстро и верно обстановку, по собственному почину с беззаветной храбростью бросился во главе роты вперёд, несмотря на убийственный огонь противника, обратил части германской гвардии в бегство и овладел высотой, имевшей столь важное значение, что без овладения ею удержание всей позиции было бы невозможно. Был пожалован Георгиевским оружием – за то, что 22 июля 1915 года в бою у д. Верещин, командуя батальоном и лично находясь на позиции под сильнейшим огнём противника, видя отход соседней части, по собственному почину бросился во главе своего батальона в атаку и обратил противника в бегство, чем восстановил положение и предотвратил возможность потери позиции. 10 октября 1916 г. Слащёв был произведён в полковники. К 1917 г. он — помощник командира Финляндского полка. 14 июля 1917 г. Яков Слащёв был назначен командующим Московским гвардейским полком. Эту должность он занимал до 1 декабря 1917 г.
Октябрьскую революцию Слащев, как и большинство офицерства, не принял – поехал на Дон записываться в Добровольческую армию.
Там, вспомнив о старом увлечении офицера партизанской темой, ему предложили отправиться на Кубань. В январе 1918 г. он был послан генералом М.В. Алексеевым на Северный Кавказ для создания офицерских организаций в районе Кавказских Минеральных Вод. В мае 1918 г. Слащёв — начальник штаба «партизанского» казачьего отряда полковника А.Г. Шкуро; затем начальник штаба 2-й Кубанской казачьей дивизии генерала С.Г. Улагая (создана на основе отряда Шкуро). 6 сентября 1918 г. он стал командиром Кубанской пластунской бригады в составе 2 дивизии Добровольческой армии, а 15 ноября 1918 г. Слащёв уже стал командиром 1 отдельной Кубанской пластунской бригады.
Командующий Добровольческой армией А.И. Деникин (вставший во главе «добровольцев» после гибели Михаила Алексеева и Лавра Корнилова) повысил Слащёва до звания генерал-майора. Вскоре части под командованием Слащев организовали успешные рейды на Николаев и Одессу, что позволило белогвардейцам взять под контроль практически всю Правобережную Украину. Слащеву без боя сдалась почти вся Галицийская армия Симона Петлюры, офицеры которой заявили, что больше не собираются воевать за самостийную Украину и согласны биться за великую и неделимую Россию.
В том же 1918 г. Слащев познакомился с юношей отчаянной храбрости, имевшим боевые награды, юнкером Нечволодовым, который стал его ординарцем. Очень скоро выяснилось, что под этим именем скрывалась … Нина Николаевна Нечволодова. Три года Гражданской войны она практически не покидала Якова Александровича, несколько раз выносила его раненым с поля боя. А в 1920 г. они стали мужем и женой. По иронии судьбы дядя «юнкера Нечволодова» все эти годы был … начальником артиллерии Красной Армии … Интересно, что в 1920 г. беременная Нина Нечволодова в силу обстоятельств осталась на территории, занятой красными, она была арестована чекистами и переправлена в Москву. Ф.Э. Дзержинский поступил по отношению к жене белого генерала более чем благородно: после нескольких доверительных бесед Нечволодова-Слащева была переправлена через линию фронта к мужу.
Начав наступление на Москву Деникина отдал приказ перевести Слащева в Таврию, где произошло восстание Нестора Махно, под знамена которого встали почти 100000 крестьян. Тылы Добрармии оказались под серьезной угрозой. Слащев сконцентрировал основные свои силы под Екатеринославом и нанес внезапный удар. Нестор Иванович в окружении ближайших сподвижников едва успел уйти из города, улицы которого слащевцы три дня «украшали» телами повешенных махновцев. После этого страшного разгрома армия Махно еще продолжала вести боевые действия, но в былую силу уже не смогла войти никогда.
Тем временем под Воронежем конные корпуса генералов Шкуро и Мамонтова были разбиты, и армия Деникина стала отступать к югу. Последней надеждой Добровольческой армии оставался Крым.
Еще летом 1919 г., когда полуостров был полностью большевистским, небольшой отряд белых занял крошечный плацдарм под Керчью. Красноармейцы пытались взять их позиции, но были отбиты. А в ответ Яков Слащев неожиданно организовал десант под Коктебель, получив подкрепление, ударил на Феодосию и выбил красных из Крыма.
Слащёв возглавил 3-й армейский корпус Вооруженных сил Юга России (ВСЮР), занявших Перекопский перешеек, который отделял Крым от материка. Белогвардейцы сражались с многократно превосходящими их силами Красной армии. Грамотное тактическое планирование и строгая дисциплина в войсках позволили Слащёву в течение целого года сдерживать противника. Позже, уже в эмиграции, Слащев напишет: «Это я затянул Гражданскую войну на долгих четырнадцать месяцев, чем вызвал дополнительные жертвы. Каюсь». За успешные боевые действия на полуострове Яков Александрович позднее получил от Врангеля почетную приставку к фамилии — Крымский.
Яков Слащёв вовсе не был героем-добряком. Боевой офицер, получивший более десятка ранений и контузий, не жалел ни себя, не подчинённых. К солдатам он относился жёстко, впрочем, те его уважали, называя «Генерал Яша». В народе же Слащёва прозвали «Вешателем». Он заслужил двустишие «от расстрелов идет дым, то Слащев спасает Крым».
Яков Слащев-КрымскийП. Врангель писал о своём подчиненном: «Хороший строевой офицер … отлично справлялся со своей задачей. Он отстоял Крым. Однако самостоятельность, сознание безнаказанности окончательно вскружили ему голову …».
От Слащева, ставшего, по сути, военным диктатором Крыма, доставалось всем — и большевистскому подполью, и анархистам-налетчикам, и безыдейным бандитам, и шкурникам-спекулянтам, и распоясавшимся офицерам Белой армии. Причем приговор для всех был один — виселица. И с приведением его в исполнение Яков Александрович не затягивал. Однажды прямо у своего штабного вагона даже вздернул уличенного в воровстве ювелирных украшений одного из любимцев барона Врангеля, приговаривая при этом: «Погоны позорить нельзя никому». Но, как это ни покажется странным, имя Слащева в Крыму произносилось больше с уважением, чем со страхом. «Невзирая на казни, — писал в своих мемуарах генерал П. И. Аверьянов, — Яков Александрович пользовался популярностью среди всех классов населения полуострова, не исключая рабочих. И разве могло быть иначе, если генерал везде был лично: сам входил без охраны в толпу митингующих, сам разбирал жалобы профсоюзов и промышленников, сам поднимал цепи в атаку. Да, его боялись, но при этом еще и надеялись, точно зная: Слащев не выдаст и не продаст. Он обладал удивительной и для многих непонятной способностью внушать доверие и преданную любовь войскам». Популярность Слащева среди солдат и офицеров-окопников была запредельной. И те и другие за глаза называли его «наш Яша», чем Яков Александрович очень гордился. Что же касается местного населения, то многие крымчане всерьез считали, что Слащев на самом деле есть не кто иной, как великий князь Михаил Александрович, брат убитого императора и наследник российского престола …
Впрочем, порядок Слащев наводил не только казнями, но порой и более гуманными и остроумными мерами. По свидетельству председателя Земской управы Таврической губернии князя Оболенского, однажды Яков Александрович велел арестовать полдюжины главных большевистских агитаторов Севастополя, но не расстрелять их, а отвезти к линии фронта и там отпустить на волю: «Если они находят, что большевики лучше нас, пусть себе у них и живут, а нас освободят от своего присутствия».
Казалось, все приличия соблюдены. Но отношения между двумя самыми влиятельными в Крыму генералами ухудшались день ото дня. Камнем преткновения стали отношения с союзниками: Англия, а позже Франция оказывали сильнейшее давление на Врангеля, и все последние военные операции планировались бароном и разрабатывались его штабом с учетом интересов этих стран. Слащев же воевал исключительно за Россию …
Когда летом 1920 г. армии Михаила Тухачевского и Семена Буденного были разбиты под Варшавой и отступали, Яков Александрович предлагал нанести удар из Крыма на северо-запад, навстречу наступавшим полкам Юзефа Пилсудского, чтобы совместными усилиями добить деморализованного противника. Но П.Н. Врангель двинул вырвавшиеся с полуострова на оперативный простор воинские части, в том числе и корпус Слащева, на северо-восток, в Донбасс (где до 1917 г. большинство шахт принадлежало французам) …. Поляки дальше своих границ не пошли. Под Каховкой (весной 1920 г.) произошло знаменитое сражение, закончившееся поражением белых и врангелевцы стали отходить в Крым. Слащёв тяжело переживал разгром. Он попросил отставку, но оставался в армии Врангеля (Слащев получил статус «в распоряжении главнокомандующего»).
Во второй половине августа 1920 г. барон Врангель отправил Слащева, не прекращавшего указывать ему на просчеты в стратегии, в отставку и предложил покинуть полуостров. Яков Александрович отказался, впав в депрессию.
30 октября полки М.В. Фрунзе штурмом взяли отчаянно обороняемый белыми Перекоп. Врангель объявил эвакуацию. Во всеобщем хаосе и неразберихе, царивших в Севастополе, к «черному барону» явился Слащев. Он предложил перебросить грузившиеся на корабли воинские части не в Турцию, а в район Одессы и выразил готовность возглавить десантную операцию, план которой уже был им разработан. Врангель отказал. И этот день стал «последним днем» Гражданской войны в европейской части России.
Армия Врангеля эвакуируется из КрымаБуквально на последнем пароходе Яков Слащёв покинул полуостров. Вместе с ним из России уехала его вторая жена и маленькая дочь.
Жизнь за границей не принесла Слащёву ни счастья, ни покоя. Обосновавшись в скромной лачуге на окраине турецкой столицы, он завел хозяйство и маленький огород. Домашнюю птицу и овощи генерал продавал на местном рынке.
Бывшие белогвардейцы в КонстантинополеВ политические дрязги, раздиравшие лагерь эмигрантов генерал не вмешивался. Анализируя происходящее на родине, Слащев как-то высказался со свойственной ему прямотой: «Большевики — мои смертельные враги, но они сделали то, о чем я мечтал, — возродили страну. А как при этом они ее называют, мне наплевать!».
Примерно тогда же прозвучало воззвание Врангеля о новом соглашении с Антантой и подготовке вторжения в Советскую Россию. Это было более чем реально, так как в то время только под Константинополем находилось более ста тысяч человек, эвакуированных из Крыма. Разоруженные, но полностью сохранившие организационную структуру воинские части расположились в лагерях, поддерживая жесткую дисциплину. В солдат и офицеров постоянно вселялась уверенность, что борьба не закончена и они еще сыграют свою роль в свержении большевиков.
Слащев, отступив от своих принципов, во всеуслышание объявил барона предателем национальных интересов и потребовал общественного суда над ним. Врангель тут же издал приказ о созыве суда чести генералов. Его решением Якова Александровича уволили со службы без права ношения мундира, исключили из списков армии. Это лишало Слащева какого-либо денежного содержания и обрекало на нищенское существование. Кроме всего прочего его лишили всех наград, в том числе и полученных на полях Первой мировой войны. Слащев в ответ в январе 1921 г. издал книгу «Требую суда общества и гласности. Оборона и сдача Крыма (Мемуары и документы)», где самым нелицеприятным образом проанализировал не только текущую линию Врангеля, но и его поведение в Крыму. Противостояние между бывшими соратниками достигло апогея. И это не осталось незамеченным советскими спецслужбами.
Надо сказать, что к 1921 г. Иностранный отдел ВЧК и Разведуправление Красной Армии уже имели заграничные резидентуры, активно действующие среди эмиграции. Работали чекисты и военные разведчики и в Константинополе. Большими оперативными возможностями располагала в Турции Всеукраинская ЧК, а также подчиненная М. В. Фрунзе разведка войск Украины и Крыма.
Агенты ЧК, работающие в Константинополе, предложили Слащёву вернуться домой.
Окончательное решение о возвращении на родину созрело у Якова Александровича в начале лета 1921 г. Агент, находившийся на связи с генералом, доложил об этом в Москву. 7 октября, после долгих размышлений, председатель ВЧК вынес на заседание Политбюро ЦК РКП (б) вопрос об организации возвращения Слащева и его дальнейшем использовании в интересах советской власти. Мнения разделились. Против выступили Г.Е. Зиновьев, Н.И. Бухарин и А.И. Рыков, «за» проголосовали Л.Б. Каменев, И.В. Сталин и К.Е. Ворошилов. В.И. Ленин воздержался. Все определил голос Феликса Дзержинского, настоявшего на своем предложении. Таким образом, вопрос был решен на самом высоком уровне. Продумать детали и непосредственно руководить операцией поручили заместителю председателя ВЧК И.С. Уншлихту.
Слащев тем временем вместе с женой и несколькими преданными лично ему офицерами сняли дачу на берегу Босфора и организовали товарищество по обработке фруктовых садов. Агенты советской разведки распустили по Константинополю слух о намерении генерала уехать в Россию якобы с целью объединения повстанческого движения и руководства им в борьбе с большевиками. Эта информация, как и было задумано, дошла до врангелевской, французской и английской контрразведок, усыпив их бдительность.
Якову Александровичу и его единомышленникам удалось незамеченными покинуть свое жилище, пробраться в порт, а затем и на борт парохода «Жан». Побегу способствовали следующие события: 3 ноября 1921 г., в годовщину взятия Крыма, ВЦИК РСФСР объявил амнистию участникам Белого движения. Слащёв вступив в переговоры с советскими властями, был амнистирован. 21 ноября 1921 г. при помощи завербованного ЧК бывшего матроса и добровольца Федора Баткина Слащёв с соратниками «вернулся» в Севастополь, откуда в личном вагоне Феликса Эдмундовича выехал в Москву.
Случившееся стало сенсацией и потрясением в равной степени и для советского общества, и для эмиграции. Для последней эффект еще больше усилился, когда Слащев издал знаменитое воззвание к русским солдатам и офицерам: «С 1918 г. льется русская кровь в междоусобной войне. Все называли себя борцами за народ. Правительство белых оказалось несостоятельным и неподдержанным народом — белые были побеждены и бежали в Константинополь. Советская власть есть единственная власть, представляющая Россию и ее народ. Я, Слащов-Крымский, зову вас, офицеры и солдаты, подчиниться советской власти и вернуться на родину, в противном случае, вы окажетесь наемниками иностранного капитала и, что еще хуже, наемниками против своей родины, своего родного народа. Ведь каждую минуту вас могут послать завоевывать русские области. Конечно, платить вам за это будут, но пославшие вас получат все материальные и территориальные выгоды, сделают русский народ рабами, а вас народ проклянет…Не верьте сплетням про Россию, не смейте продаваться, чтобы идти на Россию войной. Требую подчинения советской власти для защиты родины и своего народа» (Смыслов О.С. «Генерал Слащев-Крымский. Победы. Эмиграция. Возвращение»).
По этому зову в Россию вернулись многие.
В переписке руководителя польской разведки (II отдела Генерального штаба Верховного командования Войска Польского) И. Матушевского содержится свидетельство (письмо от 22 февраля 1922 г.), что примеру Слащёва последовали многие офицеры бывшей Добровольческой армии, интернированные в Польше: В последние месяцы в лагерях для интернированных заметно сильное влияние так называемые «слащевизны», то есть повторения пути генерала Слащева, который выехал из Константинополя в Советскую Россию и служит в Красной Армии. Под воздействием большевистской пропаганды многие интернированные, особенно из молодых «белых» офицеров и солдат, выезжают в Россию
Вместе с Яковом Александровичем в Россию возвращались бывший помощник военного министра Крымского правительства генерал-майор Мильковский, последний комендант Симферополя полковник Гильбих, начальник штаба слащевского корпуса полковник Мезерницкий, начальник его личного конвоя капитан Войнаховский. И жена генерала Нина Нечволодова с малолетней дочерью.
И Слащев начал служить России так же истово и самозабвенно, как он это делал прежде. В начале 1922 года он своей рукой пишет обращение к русским офицерам и генералам, находящимся за границей, призывая последовать его примеру, поскольку их военные знания и боевой опыт нужны родине. Авторитет Якова Александровича среди офицеров-окопников был так велик, что практически сразу после публикации этого воззвания в Россию приезжают генералы Клочков и Зеленин, полковники Житкевич, Оржаневский, Климович, Лялин и с десяток других. Все они получили в Красной Армии преподавательские должности, свободно выступали с лекциями и выпустили немало трудов по истории Гражданской войны. Всего же к исходу 1922 г. на родину вернулось 223000 бывших офицеров. Эмиграция была расколота, за что руководители Русского общевоинского союза заочно приговорили Якова Александровича к смертной казни.
Став преподавателем на курсах «Выстрел» (где он трудился на протяжении восьми лет), располагавшихся в Лефортово, Слащев обучает слушателей борьбе с десантами, проведению маневренных операций. В журнале «Военное дело» регулярно выходят его статьи, названия которых говорят сами за себя: «Действия авангарда во встречном бою», «Прорыв и охват укрепленного района», «Значение укрепленных полос в современной войне и их преодоление». Подготовил Слащёв к печати и труд «Мысли по вопросам общей тактики», опубликованный после его гибели.
Офицеры РККА, прослушавшие лекции Слащёва по тактике боя, отмечали смелость суждений и незаурядный аналитический талант. Его учениками в те годы были будущие маршалы Советского Союза С.М. Буденный, А.М. Василевский, Ф.И. Толбухин, Р.Я. Малиновский. Генерал Павел Батов, герой Великой Отечественной войны, вспоминал («В походах и боях». - М., 1974 г.) о Слащеве: «Преподавал он блестяще, на лекциях — всегда полно народу, и напряжение в аудитории порой, как в бою. Многие слушатели сами недавно сражались с врангелевцами, в том числе и на подступах к Крыму, а бывший белогвардейский генерал, не жалея язвительности, разбирал недочеты в своих и наших действиях. Скрипели зубами от гнева, но учились!».
На одном из таких занятий Семен Буденный, не выдержав язвительных комментариев по поводу действий 1-й Конной армии, разрядил в сторону бывшего белого генерала револьверный барабан. А тот лишь спокойно бросил в сторону притихшей аудитории: «Вот как вы стреляете, так и воюете».
Вносила свою лепту в просвещение красных командиров и супруга Якова Александровича Нина Нечволодова. Она организовала при курсах «Выстрел» любительский театр, где поставила несколько классических пьес с участием жен и детей слушателей. В 1925 г. кинокомпания «Пролетарское кино» сняла художественный фильм о бароне Врангеле и взятии Крыма. В этой картине в роли генерала Слащева снимался сам Слащев (как это нынче принято называть – камео), а в роли «юнкера Н.» — его жена.
Чуть раньше вышла книга генерала о том же периоде – «Крым в 1920 г.». Предисловие к ней написал автор «Чапаева» Дмитрий Фурманов, причем в форме приговора: «Слащов — это имя, которое не мог никто из нас произносить без гнева, проклятий, без судорожного возбуждения. Слащов — вешатель, Слащов — палач: этими черными штемпелями припечатала его имя история … Перед «подвигами» его, видимо, бледнеют зверства Кутепова, Шатилова, да и самого Врангеля — всех сподвижников Слащова по крымской борьбе».
Конечно, положение Слащева было далеко от идеального. Он периодически подавал рапорта с просьбой о переводе на командную должность в войска, в чем ему, естественно, отказывали. Его лекции все чаще стали освистываться «политически сознательными» слушателями. Вокруг Якова Александровича начали крутиться непонятные и малоприятные ему личности. И «профессор Яша» всерьез засобирался в Европу, намереваясь провести остаток дней как частное лицо …
11 января 1929 г. он не появился на лекциях.
Когда коллеги, обеспокоенные отсутствием Якова Александровича на работе, явились к нему домой, они обнаружили бездыханное тело бывшего генерала.
Как определила экспертиза, он был застрелен несколькими выстрелами из пистолета, произведенными в затылок и в спину практически в упор. Вскоре убийцу схватили. Им оказался (курсант Московской пехотной школы им. Уншлихта) некто Лазарь Львович Коленберг, бывший белогвардеец, который заявил, что отомстил Слащеву за повешенного в Крыму брата. Следствие продолжалось полгода. Вначале им занялось ОГПУ, поскольку не исключалась политическая подоплёка убийства. Затем все материалы были переданы в Московскую губернскую прокуратуру, которая признала убийцу невменяемым и вернула дело в ОГПУ. После проведения дополнительной проверки некоторых фактов было вынесено окончательное заключение. В нем констатируется, что идея об убийстве возникла как реакция на жестокие репрессии и бесчинства по отношению к еврейскому населению и ко всем, заподозренным в сочувствии революционному движению в городе Николаеве. Следствие посчитало это оправдательной причиной, и психиатрическая экспертиза признала Коленберг в момент совершения преступления невменяемым, и убийца был отпущен на свободу.
А тело генерала через три дня после убийства было кремировано на территории Донского монастыря в присутствии родственников и близких друзей. Официальных похорон не проводилось, где упокоился прах, так и осталось неизвестным.
Истинные причины загадочного убийства Слащева так и не получили внятного объяснения историков. Пожалуй, точнее всего о них сказал бывший офицер лейб-гвардии Финляндского полка И. Н. Сергеев: «Тревожное положение в России конца 20-х годов заставило ее правителей разделаться с наиболее активными внутренними оппонентами и теми, кто мог бы возглавить антибольшевистское сопротивление в дальнейшем». А Яков Александрович запросто мог оказаться в их числе …
Яков Александрович Слащев родился в Санкт-Петербурге 29 декабря (10 января) 1885 г. (по другой версии — 12 (24) декабря 1885 г.) в офицерской семье потомственных дворян (Яков, сын полковника Александра Яковлевича Слащёва и его жены Веры Александровны). Его дед бился с турками на Балканах, а чуть позже в Варшаве усмирял шляхтичей. Отец Якова дослужился до полковничьих погон и с честью вышел в отставку.
В 1903 г. Яков окончил одно из самых престижных средних учебных заведений северной столицы — Санкт-Петербургское реальное училище Гуревича (с дополнительным классом), после чего был принят в Павловское военное училище и по выпуску (в 1905 г. в звании подпоручика) распределен в лейб-гвардии Финляндский полк.
На русско-японскую двадцатилетний подпоручик не успел.
6 декабря 1909 г. он был произведён в поручики. Потом он подал документы в Академию Генштаба. Там юношу, не принадлежавшего к блестящей столичной молодежи, приняли не слишком ласково: Слащев был умен, но при этом вспыльчив, болезненно самолюбив и весьма часто не сдержан. Не найдя себе преданных друзей среди однокурсников, Яков не особо налегал на учебу, но именно тогда Слащев, скучавший над картами и схемами классических кампаний и сражений, впервые начал «баловаться» разработками необычных для своего времени ночных операций — «смеси» из действий партизанских отрядов и летучих диверсионных групп. В 1911 г. Яков окончил Николаевскую военную академию по 2-му разряду, без права причисления к Генеральному штабу из-за недостаточно высокого среднего балла и вернулся в родной полк, приняв под командование роту. Поняв, что за счет образования карьеру ему сделать не удастся, Яков Александрович, приложив все знания и умения столичного ловеласа, женился на дочери командира полка (первая жена Я. Слащёва (с 1909 по 1920 гг.) — Софья Владимировна Козлова, 1891 года рождения, единственная дочь командира лейб-гвардии Финляндского полка генерала Владимира Аполлоновича Козлова; в браке родилась дочь — Вера Яковлевна Слащёва, 1915 года рождения (в 1920 г. она вместе с матерью выехала во Францию) генерала Владимира Козлова. 31 марта 1914 г. он был переведён в Пажеский корпус с назначением младшим офицером и зачислением по гвардейской пехоте. В Пажеском корпусе Слащёв преподавал тактику.
Так бы тихо-мирно и шло его продвижение по службе, если бы не грянула Первая мировая война, и молодой офицер был назначен (31 декабря 1914 г.) в действующую часть Финляндского полка.
18 августа 1914 г. лейб-гвардии Финляндский полк всеми четырьмя батальонами двинулся на фронт. Вместе с остальной гвардией он был зачислен в резерв Ставки Верховного главнокомандующего. До июля 1917 г., практически все солдаты полка полегли в боях под Тарнополем и на реке Збруч, финляндцы использовались как ударная сила в наступлениях, а в обороне и при отходах — для затыкания дыр на особо опасных участках.
Яков Александрович со своими гвардейцами участвовал в штыковых атаках в Козеницких лесах, вел за собой батальон во всех встречных боях Красноставского сражения. В 1916 г. под Ковелем, когда уже готово было захлебнуться наступление русской пехоты, именно он поднял в самоубийственную атаку цепи финляндцев. И, пройдя через болота, положив две трети личного состава, штыками добыл победу на участке прорыва дивизии, заплатив за это двумя своими ранами.
 |  |
Октябрьскую революцию Слащев, как и большинство офицерства, не принял – поехал на Дон записываться в Добровольческую армию.
Там, вспомнив о старом увлечении офицера партизанской темой, ему предложили отправиться на Кубань. В январе 1918 г. он был послан генералом М.В. Алексеевым на Северный Кавказ для создания офицерских организаций в районе Кавказских Минеральных Вод. В мае 1918 г. Слащёв — начальник штаба «партизанского» казачьего отряда полковника А.Г. Шкуро; затем начальник штаба 2-й Кубанской казачьей дивизии генерала С.Г. Улагая (создана на основе отряда Шкуро). 6 сентября 1918 г. он стал командиром Кубанской пластунской бригады в составе 2 дивизии Добровольческой армии, а 15 ноября 1918 г. Слащёв уже стал командиром 1 отдельной Кубанской пластунской бригады.
 |  |  |
Михаил Васильевич Алексеев, один из создателей и Верховный руководитель Добровольческий армии | Андрей Григорьевич Шкуро (фамилия при рождении — Шку́ра), частник обеих мировых войн и Гражданской войны в России | Сергей Георгиевич Улагай |
 |  |  |
Н.Н. Нечволодова | «Юнкер Нечволодов» | Командир Крымского корпуса генерал-лейтенант Я.А. Слащёв (третий справа) с чинами своего штаба: начальник штаба корпуса генерал-майор Г.А. Дубяго (четвёртый справа), ординарец Слащёва Н.Н. Нечволодова (справа на переднем плане) — впоследствии его супруга. Крым, апрель-май 1920 г. |
Начав наступление на Москву Деникина отдал приказ перевести Слащева в Таврию, где произошло восстание Нестора Махно, под знамена которого встали почти 100000 крестьян. Тылы Добрармии оказались под серьезной угрозой. Слащев сконцентрировал основные свои силы под Екатеринославом и нанес внезапный удар. Нестор Иванович в окружении ближайших сподвижников едва успел уйти из города, улицы которого слащевцы три дня «украшали» телами повешенных махновцев. После этого страшного разгрома армия Махно еще продолжала вести боевые действия, но в былую силу уже не смогла войти никогда.
Тем временем под Воронежем конные корпуса генералов Шкуро и Мамонтова были разбиты, и армия Деникина стала отступать к югу. Последней надеждой Добровольческой армии оставался Крым.
Еще летом 1919 г., когда полуостров был полностью большевистским, небольшой отряд белых занял крошечный плацдарм под Керчью. Красноармейцы пытались взять их позиции, но были отбиты. А в ответ Яков Слащев неожиданно организовал десант под Коктебель, получив подкрепление, ударил на Феодосию и выбил красных из Крыма.
Слащёв возглавил 3-й армейский корпус Вооруженных сил Юга России (ВСЮР), занявших Перекопский перешеек, который отделял Крым от материка. Белогвардейцы сражались с многократно превосходящими их силами Красной армии. Грамотное тактическое планирование и строгая дисциплина в войсках позволили Слащёву в течение целого года сдерживать противника. Позже, уже в эмиграции, Слащев напишет: «Это я затянул Гражданскую войну на долгих четырнадцать месяцев, чем вызвал дополнительные жертвы. Каюсь». За успешные боевые действия на полуострове Яков Александрович позднее получил от Врангеля почетную приставку к фамилии — Крымский.
Яков Слащёв вовсе не был героем-добряком. Боевой офицер, получивший более десятка ранений и контузий, не жалел ни себя, не подчинённых. К солдатам он относился жёстко, впрочем, те его уважали, называя «Генерал Яша». В народе же Слащёва прозвали «Вешателем». Он заслужил двустишие «от расстрелов идет дым, то Слащев спасает Крым».
Яков Слащев-Крымский
От Слащева, ставшего, по сути, военным диктатором Крыма, доставалось всем — и большевистскому подполью, и анархистам-налетчикам, и безыдейным бандитам, и шкурникам-спекулянтам, и распоясавшимся офицерам Белой армии. Причем приговор для всех был один — виселица. И с приведением его в исполнение Яков Александрович не затягивал. Однажды прямо у своего штабного вагона даже вздернул уличенного в воровстве ювелирных украшений одного из любимцев барона Врангеля, приговаривая при этом: «Погоны позорить нельзя никому». Но, как это ни покажется странным, имя Слащева в Крыму произносилось больше с уважением, чем со страхом. «Невзирая на казни, — писал в своих мемуарах генерал П. И. Аверьянов, — Яков Александрович пользовался популярностью среди всех классов населения полуострова, не исключая рабочих. И разве могло быть иначе, если генерал везде был лично: сам входил без охраны в толпу митингующих, сам разбирал жалобы профсоюзов и промышленников, сам поднимал цепи в атаку. Да, его боялись, но при этом еще и надеялись, точно зная: Слащев не выдаст и не продаст. Он обладал удивительной и для многих непонятной способностью внушать доверие и преданную любовь войскам». Популярность Слащева среди солдат и офицеров-окопников была запредельной. И те и другие за глаза называли его «наш Яша», чем Яков Александрович очень гордился. Что же касается местного населения, то многие крымчане всерьез считали, что Слащев на самом деле есть не кто иной, как великий князь Михаил Александрович, брат убитого императора и наследник российского престола …
Впрочем, порядок Слащев наводил не только казнями, но порой и более гуманными и остроумными мерами. По свидетельству председателя Земской управы Таврической губернии князя Оболенского, однажды Яков Александрович велел арестовать полдюжины главных большевистских агитаторов Севастополя, но не расстрелять их, а отвезти к линии фронта и там отпустить на волю: «Если они находят, что большевики лучше нас, пусть себе у них и живут, а нас освободят от своего присутствия».
Казалось, все приличия соблюдены. Но отношения между двумя самыми влиятельными в Крыму генералами ухудшались день ото дня. Камнем преткновения стали отношения с союзниками: Англия, а позже Франция оказывали сильнейшее давление на Врангеля, и все последние военные операции планировались бароном и разрабатывались его штабом с учетом интересов этих стран. Слащев же воевал исключительно за Россию …
Когда летом 1920 г. армии Михаила Тухачевского и Семена Буденного были разбиты под Варшавой и отступали, Яков Александрович предлагал нанести удар из Крыма на северо-запад, навстречу наступавшим полкам Юзефа Пилсудского, чтобы совместными усилиями добить деморализованного противника. Но П.Н. Врангель двинул вырвавшиеся с полуострова на оперативный простор воинские части, в том числе и корпус Слащева, на северо-восток, в Донбасс (где до 1917 г. большинство шахт принадлежало французам) …. Поляки дальше своих границ не пошли. Под Каховкой (весной 1920 г.) произошло знаменитое сражение, закончившееся поражением белых и врангелевцы стали отходить в Крым. Слащёв тяжело переживал разгром. Он попросил отставку, но оставался в армии Врангеля (Слащев получил статус «в распоряжении главнокомандующего»).
Во второй половине августа 1920 г. барон Врангель отправил Слащева, не прекращавшего указывать ему на просчеты в стратегии, в отставку и предложил покинуть полуостров. Яков Александрович отказался, впав в депрессию.
30 октября полки М.В. Фрунзе штурмом взяли отчаянно обороняемый белыми Перекоп. Врангель объявил эвакуацию. Во всеобщем хаосе и неразберихе, царивших в Севастополе, к «черному барону» явился Слащев. Он предложил перебросить грузившиеся на корабли воинские части не в Турцию, а в район Одессы и выразил готовность возглавить десантную операцию, план которой уже был им разработан. Врангель отказал. И этот день стал «последним днем» Гражданской войны в европейской части России.
Армия Врангеля эвакуируется из Крыма
Бывшие белогвардейцы в Константинополе
Примерно тогда же прозвучало воззвание Врангеля о новом соглашении с Антантой и подготовке вторжения в Советскую Россию. Это было более чем реально, так как в то время только под Константинополем находилось более ста тысяч человек, эвакуированных из Крыма. Разоруженные, но полностью сохранившие организационную структуру воинские части расположились в лагерях, поддерживая жесткую дисциплину. В солдат и офицеров постоянно вселялась уверенность, что борьба не закончена и они еще сыграют свою роль в свержении большевиков.
Слащев, отступив от своих принципов, во всеуслышание объявил барона предателем национальных интересов и потребовал общественного суда над ним. Врангель тут же издал приказ о созыве суда чести генералов. Его решением Якова Александровича уволили со службы без права ношения мундира, исключили из списков армии. Это лишало Слащева какого-либо денежного содержания и обрекало на нищенское существование. Кроме всего прочего его лишили всех наград, в том числе и полученных на полях Первой мировой войны. Слащев в ответ в январе 1921 г. издал книгу «Требую суда общества и гласности. Оборона и сдача Крыма (Мемуары и документы)», где самым нелицеприятным образом проанализировал не только текущую линию Врангеля, но и его поведение в Крыму. Противостояние между бывшими соратниками достигло апогея. И это не осталось незамеченным советскими спецслужбами.
Надо сказать, что к 1921 г. Иностранный отдел ВЧК и Разведуправление Красной Армии уже имели заграничные резидентуры, активно действующие среди эмиграции. Работали чекисты и военные разведчики и в Константинополе. Большими оперативными возможностями располагала в Турции Всеукраинская ЧК, а также подчиненная М. В. Фрунзе разведка войск Украины и Крыма.
Агенты ЧК, работающие в Константинополе, предложили Слащёву вернуться домой.
Окончательное решение о возвращении на родину созрело у Якова Александровича в начале лета 1921 г. Агент, находившийся на связи с генералом, доложил об этом в Москву. 7 октября, после долгих размышлений, председатель ВЧК вынес на заседание Политбюро ЦК РКП (б) вопрос об организации возвращения Слащева и его дальнейшем использовании в интересах советской власти. Мнения разделились. Против выступили Г.Е. Зиновьев, Н.И. Бухарин и А.И. Рыков, «за» проголосовали Л.Б. Каменев, И.В. Сталин и К.Е. Ворошилов. В.И. Ленин воздержался. Все определил голос Феликса Дзержинского, настоявшего на своем предложении. Таким образом, вопрос был решен на самом высоком уровне. Продумать детали и непосредственно руководить операцией поручили заместителю председателя ВЧК И.С. Уншлихту.
Слащев тем временем вместе с женой и несколькими преданными лично ему офицерами сняли дачу на берегу Босфора и организовали товарищество по обработке фруктовых садов. Агенты советской разведки распустили по Константинополю слух о намерении генерала уехать в Россию якобы с целью объединения повстанческого движения и руководства им в борьбе с большевиками. Эта информация, как и было задумано, дошла до врангелевской, французской и английской контрразведок, усыпив их бдительность.
Якову Александровичу и его единомышленникам удалось незамеченными покинуть свое жилище, пробраться в порт, а затем и на борт парохода «Жан». Побегу способствовали следующие события: 3 ноября 1921 г., в годовщину взятия Крыма, ВЦИК РСФСР объявил амнистию участникам Белого движения. Слащёв вступив в переговоры с советскими властями, был амнистирован. 21 ноября 1921 г. при помощи завербованного ЧК бывшего матроса и добровольца Федора Баткина Слащёв с соратниками «вернулся» в Севастополь, откуда в личном вагоне Феликса Эдмундовича выехал в Москву.
Случившееся стало сенсацией и потрясением в равной степени и для советского общества, и для эмиграции. Для последней эффект еще больше усилился, когда Слащев издал знаменитое воззвание к русским солдатам и офицерам: «С 1918 г. льется русская кровь в междоусобной войне. Все называли себя борцами за народ. Правительство белых оказалось несостоятельным и неподдержанным народом — белые были побеждены и бежали в Константинополь. Советская власть есть единственная власть, представляющая Россию и ее народ. Я, Слащов-Крымский, зову вас, офицеры и солдаты, подчиниться советской власти и вернуться на родину, в противном случае, вы окажетесь наемниками иностранного капитала и, что еще хуже, наемниками против своей родины, своего родного народа. Ведь каждую минуту вас могут послать завоевывать русские области. Конечно, платить вам за это будут, но пославшие вас получат все материальные и территориальные выгоды, сделают русский народ рабами, а вас народ проклянет…Не верьте сплетням про Россию, не смейте продаваться, чтобы идти на Россию войной. Требую подчинения советской власти для защиты родины и своего народа» (Смыслов О.С. «Генерал Слащев-Крымский. Победы. Эмиграция. Возвращение»).
По этому зову в Россию вернулись многие.
В переписке руководителя польской разведки (II отдела Генерального штаба Верховного командования Войска Польского) И. Матушевского содержится свидетельство (письмо от 22 февраля 1922 г.), что примеру Слащёва последовали многие офицеры бывшей Добровольческой армии, интернированные в Польше: В последние месяцы в лагерях для интернированных заметно сильное влияние так называемые «слащевизны», то есть повторения пути генерала Слащева, который выехал из Константинополя в Советскую Россию и служит в Красной Армии. Под воздействием большевистской пропаганды многие интернированные, особенно из молодых «белых» офицеров и солдат, выезжают в Россию
Вместе с Яковом Александровичем в Россию возвращались бывший помощник военного министра Крымского правительства генерал-майор Мильковский, последний комендант Симферополя полковник Гильбих, начальник штаба слащевского корпуса полковник Мезерницкий, начальник его личного конвоя капитан Войнаховский. И жена генерала Нина Нечволодова с малолетней дочерью.
И Слащев начал служить России так же истово и самозабвенно, как он это делал прежде. В начале 1922 года он своей рукой пишет обращение к русским офицерам и генералам, находящимся за границей, призывая последовать его примеру, поскольку их военные знания и боевой опыт нужны родине. Авторитет Якова Александровича среди офицеров-окопников был так велик, что практически сразу после публикации этого воззвания в Россию приезжают генералы Клочков и Зеленин, полковники Житкевич, Оржаневский, Климович, Лялин и с десяток других. Все они получили в Красной Армии преподавательские должности, свободно выступали с лекциями и выпустили немало трудов по истории Гражданской войны. Всего же к исходу 1922 г. на родину вернулось 223000 бывших офицеров. Эмиграция была расколота, за что руководители Русского общевоинского союза заочно приговорили Якова Александровича к смертной казни.
Став преподавателем на курсах «Выстрел» (где он трудился на протяжении восьми лет), располагавшихся в Лефортово, Слащев обучает слушателей борьбе с десантами, проведению маневренных операций. В журнале «Военное дело» регулярно выходят его статьи, названия которых говорят сами за себя: «Действия авангарда во встречном бою», «Прорыв и охват укрепленного района», «Значение укрепленных полос в современной войне и их преодоление». Подготовил Слащёв к печати и труд «Мысли по вопросам общей тактики», опубликованный после его гибели.
Офицеры РККА, прослушавшие лекции Слащёва по тактике боя, отмечали смелость суждений и незаурядный аналитический талант. Его учениками в те годы были будущие маршалы Советского Союза С.М. Буденный, А.М. Василевский, Ф.И. Толбухин, Р.Я. Малиновский. Генерал Павел Батов, герой Великой Отечественной войны, вспоминал («В походах и боях». - М., 1974 г.) о Слащеве: «Преподавал он блестяще, на лекциях — всегда полно народу, и напряжение в аудитории порой, как в бою. Многие слушатели сами недавно сражались с врангелевцами, в том числе и на подступах к Крыму, а бывший белогвардейский генерал, не жалея язвительности, разбирал недочеты в своих и наших действиях. Скрипели зубами от гнева, но учились!».
На одном из таких занятий Семен Буденный, не выдержав язвительных комментариев по поводу действий 1-й Конной армии, разрядил в сторону бывшего белого генерала револьверный барабан. А тот лишь спокойно бросил в сторону притихшей аудитории: «Вот как вы стреляете, так и воюете».
Вносила свою лепту в просвещение красных командиров и супруга Якова Александровича Нина Нечволодова. Она организовала при курсах «Выстрел» любительский театр, где поставила несколько классических пьес с участием жен и детей слушателей. В 1925 г. кинокомпания «Пролетарское кино» сняла художественный фильм о бароне Врангеле и взятии Крыма. В этой картине в роли генерала Слащева снимался сам Слащев (как это нынче принято называть – камео), а в роли «юнкера Н.» — его жена.
Чуть раньше вышла книга генерала о том же периоде – «Крым в 1920 г.». Предисловие к ней написал автор «Чапаева» Дмитрий Фурманов, причем в форме приговора: «Слащов — это имя, которое не мог никто из нас произносить без гнева, проклятий, без судорожного возбуждения. Слащов — вешатель, Слащов — палач: этими черными штемпелями припечатала его имя история … Перед «подвигами» его, видимо, бледнеют зверства Кутепова, Шатилова, да и самого Врангеля — всех сподвижников Слащова по крымской борьбе».
Конечно, положение Слащева было далеко от идеального. Он периодически подавал рапорта с просьбой о переводе на командную должность в войска, в чем ему, естественно, отказывали. Его лекции все чаще стали освистываться «политически сознательными» слушателями. Вокруг Якова Александровича начали крутиться непонятные и малоприятные ему личности. И «профессор Яша» всерьез засобирался в Европу, намереваясь провести остаток дней как частное лицо …
11 января 1929 г. он не появился на лекциях.
Когда коллеги, обеспокоенные отсутствием Якова Александровича на работе, явились к нему домой, они обнаружили бездыханное тело бывшего генерала.
Как определила экспертиза, он был застрелен несколькими выстрелами из пистолета, произведенными в затылок и в спину практически в упор. Вскоре убийцу схватили. Им оказался (курсант Московской пехотной школы им. Уншлихта) некто Лазарь Львович Коленберг, бывший белогвардеец, который заявил, что отомстил Слащеву за повешенного в Крыму брата. Следствие продолжалось полгода. Вначале им занялось ОГПУ, поскольку не исключалась политическая подоплёка убийства. Затем все материалы были переданы в Московскую губернскую прокуратуру, которая признала убийцу невменяемым и вернула дело в ОГПУ. После проведения дополнительной проверки некоторых фактов было вынесено окончательное заключение. В нем констатируется, что идея об убийстве возникла как реакция на жестокие репрессии и бесчинства по отношению к еврейскому населению и ко всем, заподозренным в сочувствии революционному движению в городе Николаеве. Следствие посчитало это оправдательной причиной, и психиатрическая экспертиза признала Коленберг в момент совершения преступления невменяемым, и убийца был отпущен на свободу.
А тело генерала через три дня после убийства было кремировано на территории Донского монастыря в присутствии родственников и близких друзей. Официальных похорон не проводилось, где упокоился прах, так и осталось неизвестным.
Истинные причины загадочного убийства Слащева так и не получили внятного объяснения историков. Пожалуй, точнее всего о них сказал бывший офицер лейб-гвардии Финляндского полка И. Н. Сергеев: «Тревожное положение в России конца 20-х годов заставило ее правителей разделаться с наиболее активными внутренними оппонентами и теми, кто мог бы возглавить антибольшевистское сопротивление в дальнейшем». А Яков Александрович запросто мог оказаться в их числе …
